В выборе героя для этой рубрики я не сомневалась ни минуты. Я просто знала, что это должен быть актер Небольшого Драматического Театра Вадим Демчог. Когда я положила трубку, получив согласие Вадима на публикацию материала о нем, то вдруг растерялась: как же мне написать его портрет, когда с его творчеством я знакома так недолго. Вдруг я что-то упущу из виду, то важное, без чего рассказ о нем будет неполным и даже бессмысленным? Идея пришла неожиданно. Я вспомнила, что Дарья Шуман на протяжении уже достаточно долгого времени занимается изучением творчества НДТ, написала об этом несколько статей и готовит о нем передачу на петербургском радио. Кто же напишет о Демчоге лучше? Мы решили разделиться: Даша села писать основу портрета, а я принялась его раскрашивать при помощи интервью с Вадимом. Так как с ним мы знакомы уже давно, я знала, что ему есть, что сказать, чем он хотел бы поделиться с теми, кому небезразличен театр. Признаюсь, вопросов к Вадиму у меня накопилось предостаточно. Когда у нас почти все уже было готово, я еще раз пересмотрела спектакль НДТ "Оркестр", и только убедилась в том, что выбор мой был единственно верным - Вадим в который раз доказал, что о нем есть, что написать.

Диана Яворская

ВРАЩЕНИЕ КОЛЕСА ВЫСШЕЙ РАДОСТИ

Человек и хаос, верх и низ,
страх и утешение -
иногда надо вспоминать
о крайних проявлениях жизни,
если вообще хочешь жить.

М. Дмитревская

..."Я буду в чёрной куртке, и выгляжу почти так же, как Маню". Ну, конечно, узнаю! Вадима Демчога я могу узнать везде, думаю я про себя, он же изнутри светится, не знаю чем, но светится, излучает какие-то бешеные флюиды притяжения. Я помню свои первые ощущения, что-то вроде чудовищного потрясения - на сцене вдруг оказался он. Просто возник, будто бы из ничего. Материализовался. Только свет - и вдруг: что это? А потом крик: "Мадам, мсье!" Залу больше ничего не надо было, крик и сумасшедшие глаза выбросили столько же энергии, сколько тут же отдал зритель, приняв-восприняв-проглотив (всё же не будем преувеличивать: была таки пара забредших на спектакль по долгу службы снобов, которых тошнило при взгляде на артистов). А сумасшедшие глаза держали зал на таком подъеме, что было страшно выплеснуть из себя хоть каплю полученных эмоций: ведь упади одна эта капля, и зритель сверзнется с высот чуда, и разобьётся хрупкая конструкция одномоментной сопричастности главному - той тайне своего собственного мироздания, что была скрыта в глазах Маню-Демчога.
Стоит ли говорить, что мои ожидания совсем не оправдались? Я увидела Вадика - мягкого, доброго, уютного Вадика. Хрупкость внешней оболочки (кажущаяся, добавим по справедливости) словно подчеркивается изяществом движений, а я иду рядом и думаю: "А где же Маню?" Где одержимость, где ярость, напор? Где тот хаос безумия, который циклоном закручивает маленькая фигурка на сцене, то сладострастие бреда, что сейчас (в процессе прогулки) на глазах рушится совершенной логикой и выписанностью каждой фразы. Демчог - не актёр, Демчог - художник-классицист. То есть самый настоящий артист. А потом была репетиция, где реальность как таковая напрочь отсутствовала, и передо мной вновь была потрясающая по силе одержимость, был самый настоящий Актёр, потому что пробовали совсем не "Оркестр", а искали себя в "На дне", но такова уж специфика Демчога, что на сцене надо вывернуть себя наизнанку. Потому что именно в этой изнанке (процитируем к месту образ печени, вот так неожиданно вываливающейся из-под рваной майки Маню, - ловите!) сокрыто подчас больше, чем можно представить себе, больше, чем вмещается в голове среднестатистического зрителя. Эту беспорядочную изнанку, этот выплеск всего-чего-угодно, содержимое которого подчас не имеет какого-то особого значения, и надо дать в зал. Бросить со всего размаха зрителю, такому же "внутреннему артисту", как и сам он, ибо избавить его (значит, себя) от восприятия мира как катастрофы и повальной грязи, можно лишь упорядочив эту изнанку, пусть вот таким образом. Демчог это и делает. Мастерски, надо признаться. И не подкопаться. Такова специфика, да простит он мне это слово, его актёрского естества.
Такова особенность каждого из них. "Они" - это Небольшой Драматический Театр. Каким бы странным это ни показалось, писать только о ком-нибудь одном из артистов этой команды не представляется возможным. Невероятная сплоченность и единство коллектива вынуждает постоянно возвращаться к самому театру, а если и говорить о ком-то отдельно, то только в контексте Небольшого Драматического. Ну, что поделать, так уж сложилось, так сложили, вернее. Один из таких камешков (не в обиду, разумеется) - Вадим. Камешек очень непростой, но именно настолько, насколько это необходимо для создания полнокрасочной мозаики. Он и сравнивать себя любит с гранью алмаза, что-то такое сверкающее, молниеносное. Амбициозен? Вряд ли. Дело в ином. Каждый представитель НДТ - явление уникальное, неподдающееся замене, как раз та грань, отсутствие которой будет слишком заметно, а значит, и восприятие всего полотна будет иным. Не стоит из написанного выше делать вывод, что НДТ (и Вадим как его типичный, а может, вовсе нетипичный представитель - в этом-то и ценность) - группа амбициозных молодых людей, которых ведёт за собой столь же честолюбивый Лев Эренбург. Как бы не так. Это не сразу понимаешь, ведь в памяти возникают совершенно иные образы, некие впечатления об "особости" всех и каждого, той "особости", которая неизбежно должна была бы давно привести к разрыву. Да ещё если вспомнить сценическое решение "В Мадрид, в Мадрид:", например. Но нет. И глядя на Вадима, я смутно чувствую что-то похожее на заразительность общим делом, хотя лично я, в общем-то, и ни при чём.
Имея свой собственный опыт, несколько отличающийся от того, что за плечами большинства ребят из НДТ, Демчог мог бы совершенно самостоятельно "развернуться" и гнуть свою, особую линию в театре. Ан нет! Иначе бы в труппу и не пришел. Почему остался? Потому что НДТ удивительным образом соответствует его натуре, его мироощущению. Его "неединоличию". Потому что только здесь мир меняется таким образом, что личность (предложим более точную раскладку: индивид - индивидуум - индивидуальность) оказывается затребованной во всех мыслимых аспектах, во всех пластах взаимоотношений. Единый, принадлежащий одному мир рвут на части, рвут яростно, где-то, возможно, безжалостно, но радостно и с восторгом. Потому что такая личность научается существовать сразу в нескольких ипостасях, что команде и нужно. И вот так-то и образуется то, что Вадим называет "силовым полем команды". Да, он своего рода теоретик, что не маловажно для артиста. Создание и проживание этого "поля" есть, наверное, одна из самых специфических черт НДТ, это то, что, собственно, и определяет феномен театра.
Поле - это ни что иное, как доверие, всеобщее и всепроникающее, уникальная способность каждого артиста пропустить свое личное (заметим, подчас очень личное) через коллективное. Пропустить таким образом, чтобы забрать обратно это же личное, но уже словно насыщенное "личным" другого, пропитанное, а лучше даже сказать "подпитанное". Что-то вроде жертвоприношения - кровью в любовь, в жизнь. Отсюда - мощный энергетический заряд, находящий выход на спектаклях, отсюда же сумасшедшая привлекательность и ощущение родства с каждым из них. Когда на "Оркестре" я вдруг осознала себя единым существом с Маню, с довольно-таки непривлекательным в гриме артистом, я внутренне содрогнулась, но, поняв, что более родного человека я ещё не видела, приняла его безоговорочно. Так, Вадим оказался близким мне не только по роли (моей "внутренней роли") и по ощущению себя в хаотичности мира, но и по своим человеческим качествам - моё доверие было встречено доверием со стороны человека играющего. Однако, позволю себе повториться: на такой же волне , одной нервной, вибрирующей волне, я как зритель оказалась со всеми артистами НДТ, вдруг подспудно примеряя на себя самые разные роли. Потому что попала в поле, одномоментно проживая все жизни, выдуманные и реальные:
Именно такое присутствие сразу в нескольких реальностях (не маркесовских ли?) составляет силу ребят из НДТ. Разрушительную, идущую напролом, но одновременно нежную и созидательную. Это извечный акт любви, который вот так - в неожиданности результата - приводит к ощущению мира как фиесты. Вечного праздника после кровавой корриды. Предельность существования на грани, балансирование, и на этот раз закончившееся невероятным по силе катарсисом, есть повторение того же извечного акта жизни. Ибо жизнь в данном случае - это отвоёванная и сегодня свобода, свобода для всех. А отсюда радость, которая и даёт силы Вадиму. Взять бы его за руку да и сделать колесо, как в детстве, когда ничего не страшно, лишь бы душа родная рядом была.

Дарья Шуман

вверх

- Вадим, ты так резко заявил о себе. Как так получилось, что раньше о тебе никто ничего не знал?

- Я занимался другими делами. . .

- Не театром?

- Разлагающее влияние театра я испытываю на себе вот уже 20 лет, я имею ввиду профессию. Но в определенный период, отроческий, что ли, я начал как бы разрушать его в себе, расщеплять. . . как бы разбирать игрушку, чтобы посмотреть, как она работает, и когда дошел до предела, ушел.

- Надолго?

- На десять лет.

- И куда?

- Вникуда. Но вот теперь, два года назад, произошло возвращение. К началу нового тысячелетия, что ли. B общем-то, очень распространенный сценарий.

- И чем ты занимался все это время?

- О, было много всего строил дома, путешествовал, преподавал, перегонял машины, торговал орешками, работал в рекламе. . . Очень много всего. Но в итоге понял, что единственное место, где я чувствую себя счастливым, действительно счастливым, где я могу закруглить свою жизнь во что-то завершенное, целостное, - это сцена. Все очень просто и как бы закономерно время разбрасывать, время собирать.

- Ты вернулся в самый молодой, и в самый, что ни на есть, "Небольшой" театр. Что определило выбор?

- Мне крупно повезло, из всего возможного мне удалось выбрать самое лучшее! Это уникальная команда, я думаю, лучшая в России во всех отношениях. И, по большому счету, нужна статья не обо мне, а о нас, о Небольшом Драматическом. . . об НДТ. Хотя о нас и так много говорят и пишут, повсюду, особенно в последнее время. . . Что же касается меня, то самое лучшее, что мне удается сделать, это занять свое место в эмоциональном слепке уникальной командной работы, блеснуть своей гранью в алмазе командного единства. Несомненно, это моя, и только моя грань, никто другой не сделает того, что делаю я, и я не сделаю и не имею желания претендовать на то, что могут и виртуозно делают другие. Вообще, у меня есть несколько идей по этому поводу мне очень нравится думать, что играю не я, а пространство, маленькой частичкой которого я являюсь. В этом пространстве нет никого, кто мог бы сказать "Это моё. . . это создал я. . . я что-то очень важное, большое, уникальное!" На самом деле, и мне эта идея очень нравится, творит силовое поле, созданное единством групповых характеров. Отождествляясь с образом этого единства, человек как бы пропускает сквозь себя силу, аккумулируемую группой, и занимает свое, только ему предназначенное место. Я понятно говорю? Ты что-нибудь слышала о фракталах? Это удивительные компьютерные изображения, наглядно иллюстрирующие современный научно-художественный взгляд на структуру нашей вселенной, где часть является зеркальным отражением целого и наоборот. Что-то потрясающие, неимоверное, когда путешествуешь в них, голова идет кругом. . .

- Команда, в которой ты работаешь, действительно поражает своей спаянностью, такое ощущение, что в ней нет плохих актеров. Как так получается?

- Мы растем как трава, поднимается один - поднимаются все. Если кому-то одному удается поднять планку, другие неминуемо начинают подтягиваться, никуда не деться, таков закон силового поля команды. Я никогда не озвучивал эти идеи среди ребят, но вижу причину нашей фантастической спаянности в уникальных обстоятельствах нашей жизни - мы живем очень трудно. Неимоверно трудно. Сейчас нет смысла входить в частности. . . но, в целом, можно сказать, что так сошлись условия, что Вселенная НДТ кристаллизовалась во времени и пространстве именно таким уникальным образом. Ученик Г. Товстоногова, невероятного внутреннего масштаба человек, Лев Эренбург был вырван из затяжной депрессии предложением преподавать на актерском курсе в Пушкинском филиале нашей Театральной Академии. После ошеломительного успеха их дипломного спектакля "В Мадрид, в Мадрид" несколько его учеников изъявили желание работать дальше, и именно их упорству был обязан маленький НДТ своим рождением. Это, прежде всего, Хельга Филиппова, Таня Рябоконь, Артур Харитоненко, Женя Карпов, Оля Альбанова, Наташа Корнукова. Позже к ним присоединились идеалисты из других театров Света Обидина, Сергей Уманов, Андрей Чуманов, вернулись Вероника Рябкова, Вадим Сквирский. На огонек "Мадрида" пришел и я. Спустя полтора года возник "Оркестр" - и снова успех. Все это время, во всех помещениях, которые мы арендуем, нас преследуют потопы, пожары, разные приключения. . . Мы расцениваем все это как спутников успеха и даже начинаем волноваться, когда чего-то подобного не происходит. Сейчас нас уже четырнадцать, мы делаем веселую пьесу Горького "На дне" и, честно говоря, рассчитываем на еще более высокую ступеньку успеха.

вверх

- Спутники по-прежнему появляются?

- У нас есть одна актриса, Наташа Шапошникова, тайфун в юбке, стихия вне добра и зла. Я вижу ее как талисман для театра, но работающий очень интересным образом, как бы от противного. Она постоянно будоражит ситуацию, проверяет всех на прочность, ревет, клокочет - уникальный персонаж. Поэтому можно сказать, что стихии по-прежнему с нами. . . А как трудно с самим Эренбургом, это же ни минуты покоя, ни мгновения баланса, постоянное вращение энергии, прыжки, пульсации мысли, крайности, страхи, надежды и эмоции, эмоции, эмоции. . . Секунду назад уверенность в одном, спустя секунду такая же мощная убежденность в абсолютно противоположенном, только поспевай - это то, что можно сказать о сердце нашего организма, огромном, неугомонном, брызжущем любовью сердце! Одним словом, мы - это очень живая структура, и в жизни и на сцене. Она живая уже по соотношению характеров, что, судя по всему, и характеризует наш магнетизм.

- Можешь немного рассказать о способе "зачатия" ваших спектаклей?

- Это вопрос к Эренбургу, его прерогатива. Он задает правила игры, и ему о них говорить. Я же могу сказать только о том, как я это понимаю. Механизм основан на актерских приносах. Первый прогон "Оркестра", например, длился около семи часов, столько всего было принесено; потом, в процессе прогонов, что-то поджималось, что-то убиралось, подчищалось. . . и опять эмоции, споры, обиды. Но в итоге мы имеем два с половиной часа сверхдинамичного, тотально живого, срывающего крышу зрелища. И еще один нюанс это, правда, моя персональная идея, возможно, ребята думают по-другому, но вся эта динамика, споры, противопоставления, принципиальное отстаивание своей точки зрения иногда, что греха таить, драки возможны только в атмосфере, которую я определяю как силовое поле любви. Мы действительно любим друг друга - это вопрос доверия на очень глубоком уровне. Не персонального доверия, например, Эренбургу или кому-либо из нас, но силовому полю команды. Мы знаем, что вместе мы поднимем любой вес! Действительно любой!

- Как же вам удается держаться вместе - таким строптивым, таким независимым?

- Это невозможно объяснить. Это качество магнетизма лидера. Один маленький пример когда Эренбурга зовут на постановки в Москву или куда либо еще и готовы платить хорошие деньги, он с обезоруживающей искренностью делится с нами "Но без вас же я ничего не смогу сделать!" И в этом его уникальная, неподдающаяся интеллектуальному осмыслению мудрость, какая-то животная мудрость, создающая чудовищный магнетизм, держащий команду фактически в воздухе, вне каких либо опор, финансовых, например и т.д. Вокруг него действительно мощная когорта людей, которые его очень хорошо чувствуют, любят, доверяют ему, его учеников, бесспорно одаренных и сильных. В этом смысле модель традиционного режиссерского театра к нам неприменима. Мы - не режиссерский театр, это мое глубокое убеждение. Режиссерский театр отработал свое точно так же, как столетие назад его время пришло, сегодня его время вышло, сегодняшний мир требует новых схем синергетических, фрактальных. . . каких угодно, но это в большей степени вопрос интуитивного поиска, чем интеллектуального. Я уверен, что феномен НДТ еще предстоит осмыслить.

- Если вы все там такие бешеные, а о тебе говорят, что ты "нерв команды", то, что же должен представлять собой такой человек в жизни?

- Нет, это не совсем так. В одной из статей, которую ты, вероятно, цитируешь, было сказано, что я - "нерв спектакля", только спектакля, но не команды, - и это тоже всего лишь мнение кого-то из критиков. Имеется в виду "Оркестр". И здесь важно правильно расставить акценты, потому что нервом команды, его сердечной мышцей, является Эренбург. Потом нужно говорить о Хельге Филипповой, которая занимает свое, уникальное, как бы материнское положение в команде, о Вадике Сквирском, способном стягивать, склеивать, соединять, о наших женщинах, наполняющих воздух ароматом непредсказуемой игривости. . . вот основная тяговая сила. Я могу, наверное, представлять какой-либо другой орган нашего организма, а что касается жизни, то я очень спокойный, интровертный, много молчу. И, как мне хотелось бы думать, крайне терпеливый человек - я очень долго могу сидеть в засаде, но если вижу, что нужно бить, удары наношу стремительно и безжалостно. Одним словом, чтобы вывести меня из себя, должно произойти что-то из ряда вон. Несколько подобных ситуаций, так сказать, на грани, когда я готов был вцепится Эренбургу в глотку, имели место в процессе работы над "Оркестром". Но это тоже можно расценивать по-разному он думает об этом одно, я другое. Но мы любим друг друга, очень любим, правда.

вверх

- Я слышала много отзывов о твоей игре, которые, впрочем, и сама разделяю. . . что ты "генетический актер", что естественным результатом такой игры должна быть смерть. . . что ты "пограничник", в смысле балансируешь на грани и т.д. Что заставляет тебя работать на таком пределе?

- Да, я слышал эти отзывы, говорят очень разное. На самом деле, театр очень веселая вещь, здесь очень много обмана, иллюзии и очень много радости. Честно говоря, я боюсь этого ответа, вернее, боюсь говорить об этом. . . (пауза) . . .здесь важно, наверное, одно - в момент самого сильного напряжения я испытываю невероятную радость, в момент самого трагического переживания - интенсивнейшее наслаждение, как бы освобождение от чего-то. После спектакля я выжат как лимон, но вместе с этим я самый счастливый человек. Я знаю, что сделал все, что мог, отдал все что было. В эти мгновения я чувствую, как каждый атом в моем теле вибрирует радостью и скрепляется любовью. Это может быть ответом?

- Вполне. В начале разговора ты сказал такую фразу "Я разобрал игрушку". Что значит разобрать театр?

- О, это очень большая тема. . . наверное, не для интервью. . .

- И все же, что там внутри?

- Для меня театр это не просто здание театра, зал, сцена, закулисье. . . и даже не спектакль, не процесс игры. Мне нравится думать о театре как о пространстве. Для себя я называю его Театром Реальности, и это действительно что-то фантастическое! Если хочешь, я поделюсь этими идеями, но это то, что имеет отношение только к моему персональному взгляду на природу игры, на профессию. Это вопрос моего, и только моего, способа видеть, мыслить и работать, договорились?

- Конечно.

- Я очень люблю говорить об этом - это самая высокая и самая веселая шутка из возможных. Когда, в двадцатых годах прошлого столетия, один шутник по имени Нильс Бор сформулировал так называемую Копенгагенскую Интерпретацию квантовой теории, люди узнали, наконец-то, что мир (как он известен науке) не является моделью реального мира, но представляет собой модель человеческого ума, который создает модель реального мира. Улавливаешь? И сегодня даже самые твердолобые и критически настроенные ученые способны признать, что обнаруженные ими мельчайшие частицы материального мира не существовали, до того как они начали их искать! То есть, под сомнение поставлена сама реальность объекта в отрыве от смотрящего на нее субъекта. Получается, что информация собранная нами о жизни не является истинной! Это только наша индивидуальная версия истины, одна из ее многочисленных граней, и окружающий нас мир - ни что иное, как часть нас самих, наш собственный продукт, плод нашей логически-художественной картины. То есть, во всем, на что мы смотрим, мы видим ни что иное, как наш собственный ментальный архив. . . (смеется) Я не слишком разошелся?

- Честно говоря, то, что ты говоришь в "Оркестре" по-французски, более понятно. . .

- Очень хорошо, что ты вспомнила о Маню. Его основное открытие в том, что он неотделим от других, что он и есть весь этот мир, что он вмещает в себя все его грани - верх и низ - и, причиняя боль кому-либо, и тем более убивая кого-либо, он мучает и убивает себя самого. Каждый из нас ответственен за все, что происходит вокруг. Каждый из нас в одно и то же время и частичка и целое одного большого Оркестра! И это первое, что меня страшно заводит! Второе - это то, что, думая определенным образом, мы вносим определенные изменения в окружающий нас мир. И современная теоретическая физика это доказывает. Это уже расхожий факт в пустом пространстве существуют определенные точки, их называют точки бифуркации, воздействуя на которые полем сознания, т.е. просто думая тем или иным образом, мы способны создавать физические частицы. Получается, что ад и рай находится у нас между ушами. Мы сами, посредством своих собственных творческих усилий, сводим сигналы из окружающего мира к своим собственным категориям и воспринимаем только то, что отвечает на вопросы, которые мы сами способны задавать. Это очень важно! Если мы осознаем этот механизм, мы танцуем мир, если нет - мир танцует нас! Мне, например, всегда очень смешно слышать рассуждения типа "любви нет", "Бога нет", "женщины глупы" и т.д. Очень смешно, правда. . . Если человек сам творит свою Вселенную, то сам же и заполняет ее всем необходимым величием или низостью, любовью или ненавистью, божественностью или демонизмом. Вопрос о существовании Бога, любви или каких либо других высоких идеалов зависит только от того, прилагает ли человек творческие усилия, чтобы наполнить свой мир ими, или нет. И с точки зрения этого мощного механизма, самой досадной ошибкой будет позволить какому-либо идиоту, или чему-либо внешнему, разрушать или как-либо ограничивать нашу способность творить свое видение мира, свою мечту!

- Я знаю, что ты пишешь книгу об этом, о Театре Реальности, об игре, об актерском мастерстве, о методах защиты "пограничного" присутствия на сцене. . .

- Да, в большей степени о методах защиты невротичного положения ума артиста. Это то, что меня искренне волнует.

- Что это за система? Можешь коснуться этой темы?

- Это опасно. . . (смеется)

- В смысле?

- Если я разойдусь, меня будет сложно остановить. . . Но это как раз то, о чем я больше всего хочу говорить. У меня сердце разрывается на части, когда я вижу незащищенную артистическую потенцию, когда человек явно талантлив, но из-за того, что в нашей культурной традиции его не научили защищать свой дар, не научили механизмам познания себя, управлению энергиями, которые бурлят в нем. И человек начинает прятать свой талант под глянцевой броней цинизма или начинает пить, вожжи выскальзывают из рук, его начинает кидать из стороны в сторону, и без того невротичная психика разбалтывается до предела. . . Особенно жалко смотреть на женщин-актрис в такой ситуации. В свое время именно из-за неспособности защитить свой дар, свой творческий невротизм, я ушел из театра. Что касается системы, то мне очень не нравится это слово есть некий опыт персональной самоорганизации в профессии, проще говоря, что-то вроде необходимости профессиональной дисциплины в деле, которым занимаешься. Здесь можно вспомнить Михаила Чехова, который в 38 лет, пытаясь свести свою, мягко скажем, непростую "кухню" к некоему целому, говорил о том, что в его сознании начинает складываться очень сложная система взглядов, и что нечего и думать о применении ее к театральному искусству. Что он сам, кажется, и смог бы использовать ее при игре на сцене, но как передать ее другим? Затем он говорит о том, что особенно хорошие актеры ненавидят всякие схемы и системы, что он сам боится их до отчаяния, ". . .и вот я сам сочинил систему", говорит он, которую без естествознания и мистики, пожалуй, и не понять. . . Это вольный пересказ цитаты, как я ее помню, но ее легко найти, это последняя страница его книги "Жизнь и встречи", далее она резко обрывается, писать о себе, судя по всему, было уже скучно. . . И вот я в свои 38. . . нет, я ни в коем случае не хочу сравнивать себя с таким гениальным явлением как Михаил Чехов, но, вероятно, это какой-то универсальный закон. Актер, да и, наверное, любой человек с тонкой внутренней организацией рано или поздно приходит к необходимости закруглить себя в своеобразном "персональном мифе", тем самым как бы защищая свой источник, находя баланс, центр циклона, в котором покой и чистота.

- И как это возможно?

- Все методы базируются на утверждении, что каждый из нас - изначально целостная и самодостаточная сущность, способная, опираясь только на свою собственную силу, обрести так называемый "центр циклона"! Это же так досадно, если до сих пор кто-то пребывает в иллюзии, что реализовать скрытый внутри него потенциал можно, только опираясь на кого-то извне на какого-то там режиссера, дядю, тетю. . . Он сидит сиднем и ждет год, два, десять лет, двадцать, а там глядишь - и время эрекции вышло, кости уже не те, молодое поколение мыслит быстрее, эффективнее. Это клейкое заблуждение - основа демонической модели мира. И фактически, это основная идея книги - поиск той единственной игры, в которую стоит играть. Я, наверное, не вспомню сейчас, кто это сказал, но фраза слишком уж хороша "Превыше всего прочего, ищите игру, в которую действительно стоит играть. Найдя, играйте в нее не жалея сил - играйте, как если бы от этого зависели ваши жизнь и душевное равновесие, они действительно зависят от этого".

- И что является целью этой игры?

- Мощный вопрос. . . очень, очень хороший. Умение вводить ум зрителя в позицию несмотрения, в позицию целостности, в позицию вне разделения на себя и того, на кого он смотрит, в положение, в котором все неблагородные в своей разделенности субстанции театра - зритель, актер и роль, - сливаются в единое Золото Образа. Например, когда Маню вырывает себе глаза, извергая фразу на французском "Вот что такое театр!", - он говорит именно об этом, - истина театра за пределами того, что можно увидеть! Здесь есть что-то от безумной мудрости Лира. Нет роли, которую я хотел бы сыграть так, как эту. Но это дело времени, для нее я еще не так стар. Одним словом, в этом переживании нет того, что кто-то может знать о чем-то этот кто-то уже является этим чем-то, и - плюс к этому - всем! И именно "атомный взрыв" радости, сопровождающий это сакральное слияние , является основным критерием и движущей силой нашего скромного, самого мимолетного, и вместе с тем самого что ни на есть вечного искусства, намного, намного более вечного и мощного, чем кино, например. . . Слова, сказанные в этом положении ума, сохраняются в веках. Именно поэтому имена одних актеров помнят, а имена других нет. Разве не досадно, что во всех театральных школах обучают только внешним и совсем чуть-чуть внутренним технологиям игры, и нигде не обучают тайным - то есть технологиям, раскрывающим пустотную природу реальности, где, собственно, и хранится основной источник артистической силы. Но об этом, к сожалению, невозможно говорить вскользь, просто ничего не будет понятно. Необходимо подробное введение, сговориться в языке, который употребляется и т.д. Но самое главное, что хочется повторить еще и еще раз, это то, что заснеженная вершина профессионального мастерства являет свое совершенство только тогда, когда зритель, актер и роль сливаются в одно целое! В этом состоянии все сходится в одну точку высшие радость, мужество, сила, нежность, сострадание, любовь. . . все лучшее, что только можно вообразить. И путь к этому уровню составляют методы, которые помогают взрастить это умение в уме. . .

- Хорошая точка для интервью, на самом пике интриги. И последний вопрос - что новенького?

- Скоро выпускаем "Снегурочку" Островского. Ее ставит со мной легендарная личность в питерском театральном мире - Валерий Звездочкин. стопроцентно сумасшедший мастер, с предельно обнаженным подсознанием. . . В общем, что бы я о нем ни сказал, все будет не по размеру, все будет мало! "Снегурочка" - это наша совместная, довольно дерзкая идея, которая будоражит наши умы уже давно. Я играю в ней все роли, включая саму Снегурочку. Задумано все очень яростно и нежно одновременно. Мы оба влюблены в стихи бешеного старика Островского с самой первой сцены, с неподдающейся интеллектуальному анализу битвы Весны и Мороза за дочь, видно, что пьеса написана мышцами сердца, а не мозга. . . Вот пока все, что можно сказать о ближайшем новеньком. . . Огромное спасибо за твои вопросы и невероятную открытость. Глядя в твои глаза, хочется вывернуть себя наизнанку. . . просто проваливаешься и течешь. . .

- Спасибо тебе, я уверена, что мы продолжим. . .

- Буду счастлив!

Дарья Шуман, Диана Яворская
Фото Дениса Васильева, Юрия Молотковца, Филиппа Дронова

вверх