БЛУД ЧЕСТНОЙ ДЛЯ КОЗЛОНОГО БОЖЕСТВА ИГРЫ
Интервью с Вадимом Демчогом и Валерием Звездочкиным.

Вопрос: Что происходит в персональной творческой лаборатории?

Демчог: Внутри все пылает «Снегурочкой» Островского, это моноспектакль, мой сольный проект, который будет называться «Козлиное сердце». Это моя древняя, еще студенческая любовь, переданная мне в наследство моим незабвенным учителем Зиновием Короготским... и сейчас она созрела, набухла, налилась соками, и, как говориться, уже из ушей лезет. Я делаю эту работу с двумя потрясающей силы людьми: Валерием Звездочкиным, наверное самой адиозной фигурой в питерском театральном мире, и Ольгой Пшенициной, молодой московской танцовщицей фламенко, с которой нас связывает сердечная дружба и глубокое идейное взаимопроникновение.

Вопрос: Я хотела бы уточнить: если это «Снегурочка» Островского, то причем здесь козлиное сердце, и вообще козлы?

Демчог: (смеется) Да, мне очень бы хотелось, что бы спектакль назывался «Козлиное сердце». И главным действующим лицом всего этого шоу будет Козел, или лучше - козлоногий Божок Игры. В упрощенной версии, мне нравиться говорить о нем как о «козле отпущения», (так как речь в «Снегурочке» идет о жертве), и козел воспринимает эту жертву как личную, свою артистическую жертву... В его исполнении она конечно же немного комична, (а попробуйте-ка, с козлиной-то мордой, сыграть первую красавицу на деревне), но честной и страстной! И он приносит эту жертву, разыгрывая странную, влажную, абсолютно непонятную для холодного интеллекта историю... историю о глубоком желании любить, об жестоком, раскаленном внутренней борьбой процессе обретения любви, и в итоге о растворении в любви же... (пауза) Но можно посмотреть и с другой стороны... всем известно, что слово трагедия происходит от греческого трагос - козел, и означает «песнь козла», но никто точно не знает какое отношение к песне имеет козел, или козлы... то есть, отвратительное козлиное м-м-е-е-е-е-е очень трудно ассоциировать с песней... и тем не менее у трагедии, или игры в трагедию, именно такие корни... с языческо-вакхическим, не очень приятным козлиным запахом... Одним словом, именно из сердца этого загнанного культурно-глянцевым невежеством козлоногого Божка Игры, задравшего к солнцу свою уродливую морду, из его яростно-протяжного м-м-е-е-е-е-е!!!... в котором одновременно слышится и страх смерти, и страсть к преодолению жизни, любви, самой игры... и разворачивается то, что Валерий Александрович дерзнул определить как «трагический цирк», а мы с Олей как «блуд честной». (Смеется) Нет, говорить обо всем этом можно очень долго... лучше увидеть... я думаю это будет достойно внимания...

Интервью с Валерием Звездочкиным:

Вопрос: Итак, «Козлиное Сердце», по мотивам пьесы А.Н.Островского «Снегурочка» - сольный эксперимент Вадима Демчога, с которым вы как режиссер...

В.Звездочкин: Один момент, профессионально, я не режиссер. И это с самого начала важно уточнить. Я хореограф. Но в то же время, я считаю, что Мейерхольд, например, был блестящим хореографом, и Любимов был потрясающим хореографом. Или, вот хороший пример, Пина Бауш, например, не пишет на своих афишах - «режиссура», она пишет - «постановка». Поэтому я против позиции режиссера в этой работе, и это одна сторона; а во-вторых, я не хочу что бы смотрели на эту работу как на мой режиссерский проект. Мы сочиняем вместе с Вадимом, и поскольку это театр одного актера, то мы завязаны, здесь, на возможностях парадоксального решения материала, и именно поэтому, как я считаю, моя позиция здесь сводиться к постановщику-хореографу. И так оно и будет.

Вопрос: А чем привлекла «Снегурочка» Островского, как родилась эта идея?

В.Звездочкин: Идея родилась у Вадима... это у него есть особая склонность и жажда ко всякого рода авантюрам... Я же к любой идее отношусь нормально, тем более, если она поддержана таким страстным желанием работать как у Вадима. Текст самой пьесы такой, что можно с ума сойти от удовольствия, по настоящему богатый... кроме того, я всегда ненавидел все постановки «Снегурочки» и в балете и в драме... этот сладкий Лель... лю-ли лю-ли Лель... все эти толстозадые Снегуроки... все это всегда вызывало тяжелый осадок... чудовищно, чудовищно... не с точки зрения того, что это плохо, а с точки зрения того, что пьеса то совсем о другом, вообще о другом...

Вопрос: О чем?

В.Звездочкин: История, как я теперь начинаю догадываться, о том, что для того что бы жизнь продолжалась, необходима жертва. Это страшная диалектика, - что бы жизнь продолжалась, обязательно нужно невинного принести в жертву. Это что то, что невозможно не только понять, но да же представить себе... но обязательно кто должен умереть... и всё толкает Снегурочку к тому что бы она совершила этот роковой шаг...

Вопрос: И роковым шагом является любовь?

В.Звездочкин: Конечно, конечно! И это абсолютно повторяющаяся реальность, миллиарды раз, постоянно... это не сказка, это тотальная реальность... И именно это мне кажется интересным в Островском, которого, как я сейчас начинаю понимать, мы совсем не знаем. Нам все равно ничего не изменить, все равно так и будет, следующая будет жертва, и потом, и снова, постоянные жертвы... мы сейчас разговариваем, а кто-то в этот момент гибнет, и ради чего? Что бы был определенный миропорядок. Так заведено все, и нет здесь никакой исключительности, история о Снегурочке очень, очень типична. И вот это, лично для меня, очень интересная задача. Невероятно интересная... А то, что получиться, это уже меньше всего должно нас интересовать. Это уже не наши проблемы.

Татьяна Пономарева
Январь, 2003

вверх