Упрямый театр.
Попытка описания метода, которого нет.

1. Междуязычье. (Мечта о Настоящей Игре).

Кажется, это сумасшествие... Однако, в нем есть некий метод.
Уильям Шекспир.

Пустое пространство помогает рождению нового
явления ...ибо все, что касается содержания, смысла,
выразительности, языка, музыки обретает жизнь
только тогда, когда возникает свежее, новое
переживание.
Питер Брук.

Прежде всего, несколько слов о названии „Упрямый Театр“. Оно родилось из немецкого: „Theater des Eigensinns“, где Theаter – так и будет – театр, (только с большой буквы, что мне, как нетрудно догадаться, весьма импонирует), а „Eigensinn“ – это и Упрямство и Собственный Смысл и Чувство Самости и Ощущение Себя. (Еще немного, и будет Singen – то есть петь.) Упрямый – Прямой – Straight – Прямостоящий – Искренний – Мгновенный и т.д.
Я люблю, когда смысл начинает открываться где-то на стыке языков, пониманий и непониманий; когда слова (если крупно повезет) теряют свой чиновничий апломб и перестают на что-то свысока указывать, а начинают работать, то есть на ощупь искать тот свой единственный смысл, без которого им не выжить. Пытаясь спастись от небытия, они невольно становятся выразительными и понятными.
Слова, слова, слова...
Я сам человек слова.
Я – актер. Придется верить на слово, ибо больше верить пока нечему: Меня нет, пока я не начал действовать.
Я – действие.
Опять хватаюсь за чужой язык – латынь. Там слово “действие” звучит, конечно, АСТ , “деяние” -- GESTAE.
Я – жест, поворот головы, улыбка, голос, мысль, крик, боль. Я – слово.
Обман! Я ни первое, ни второе, ни третье. Я всегда другой.
Я постоянно меняюсь. Это – мое ремесло.
Я тот, кто неизменно наблюдает за изменением.
Это – мое искусство.
Я тот, кто скрыт за словом, жестом, мыслью, криком, улыбкой.


Далее, по Шекспиру:
“... все формы, настроенья и приемы изображенья горя (не) могут достоверно обозначить... определить меня. Они... только указывают, поскольку сами кажутся — Все эти действия считаются игрой. Но все-таки во мне есть нечто, что не вошло в программу шоу”. (“Гамлет”. Перевод мой. Местами он игрив, но в целом, верен.)
Все эти действия считаются игрой...
А еще есть игра в карты, в кости, в домино, в рулетку – обычную и русскую, в шахматы, в бисер; биржевая игра; политическая игра, игра в войну, игра в футбол, игра со смертью, любовная игра; игра словами; игра с огнем и водные игры.
Играет доска под ногами Бычка.
Актеры играют (хотя, о ужас, некоторым это уже не доставляет удовольствия: Игра для них стала работой, а работа – серьезное дело, это, знаете ли обязывает, хочешь, не хочешь – надо. Не до забав.)
Играет музыка.
Играют также кошки и собаки.
Играет свет в бокале вина.
Дети на пляже играют с песком.
И все – игра.
Как связать? Что тут общего? И в чем различие?

Не претендую на определение “игры вообще”, но что поделать, пусть маленький, а свой велосипедик изобрести хочется! Попытаюсь из всех игр извлечь образ некоей Совершенной Игры.
Надо сразу оговориться: занятие это безответственное и легкомысленное, ибо рассуждать берусь о том, чего сам не знаю, и чего, пожалуй, вовсе не существует.
Итак: В действиях, именуемых игрой, есть то что БЫЛО и то, что СТАЛО. Это понятно. Непонятно то, что между. И правда: если мне заранее ясно как, по какому закону, принципу, правилу, праву БЫЛО превращается в СТАЛО, в чем тогда интерес?
В чем Чудо? В чем Игра?
Стало быть: Причинно-следственная связь обязана хромать!
По крайней мере, притворяться хромой.
Вообще: притворяться, прятаться, маскироваться. Исчезать.
В Интересной Игре между “ТЕМ, ЧТО БЫЛО”, и “ТЕМ, ЧТО СТАЛО” должен быть некий “зазор”: по-немецки Spielraum – буквально „пространство игры“. (Черт знает что), неопределенность, ничем не занятое пространство и время, миг, когда все замирает... Ну сами знаете... Когда может выйти ТАК, а может и НЕ ТАК . Когда все еще возможно... Точка принятия решения. (С японским акцентом: Тоска принятия решения.)
Словом, пора! Назрело. Ты чувствуешь, что время, замерев, ждет. Кого, чего? Тебя. Твоего поступка. Причем, какого именно не говорит. Оно не диктует, не торопит – именно ждет. Итак, время есть, а больше ничего нет, ведь, как было сказано, пространство вокруг – пустое.
Хоть это бред, но ты чувствуешь, что заставлять время ждать – верх бестактности. Надо что-то делать. Хотя бы, попробовать его чем-то занять – иначе, оно заскучает и уйдет... впустую, а у тебя останется тяжкое воспоминание о том, что ты опять сыграл не в такт. В пустоту.
Чем можно заинтересовать, занять, заполнить время?
Собой и только собой! – ничего другого в пустом пространстве нет и не предвидится.
Легко сказать: собой.
Легко, потому и говорю.
Да и делать надо тоже легко. Иначе, ничего из пустоты не выйдет.
Иначе, из меня не выйдет актера.
Иначе, из меня просто выйдет воздух.
Иначе, все в пустоту уйдет.
Итак: необходимо действие.
Но, чтобы действовать в себе надо открыть Силу.
Момент рождения Силы – Чудо.
Это – Таинство рождения Актера.
(Где-то я слышал, что древние греки определяли идеального актера так:
„Человек, который в необходимый момент совершает необходимое действие“.)
Волшебство игры (пожалуй, и жизни) в том, что достаточно простого действия, чтобы что-то ПРОИЗОШЛО. Не могу удержаться, и не привести тут отрывок из размышлений Раскольникова:
„ — Гм... да... все в руках человека, и все-то он мимо носу проносит, единственно от одной трусости... это уж аксиома... Любопытно, чего люди больше боятся? Нового шага, нового собственного слова они всего больше боятся...“

Шаг, действие, поступок, слово обязательно отзовутся – пространство игры ответит своевременной РЕАКЦИЕЙ. Чем удивительней она – тем выше градус Игры.
Еще цитата: “Что ж, я должен вас предупредить: вы рискуете. Вы можете встретить свою судьбу. Что если она вам придётся не по душе ?” (Лариса Парис. Пьеса “Прометей. Урок.”)

Когда уже ПРОИЗОШЛО, то все случилось так... как оно вышло, и уж никак не иначе.
А что, собственно, произошло? Ну как же, СОБЫТИЕ! То, чего раньше не было, а появилось только что. Из НИЧЕГО – НЕЧТО. .
И с этим НЕЧТО придется дальше как-то быть.
Со-Бытие. По-немецки: „Ereignis“, где корень Eigen – собственное, свое – то есть буквально: почти что Освоение. Почти Познание.
Почти. Мука с этим “почти”! Игра редко что договаривает до конца. Она скрытна. Все только намекает, обещает, манит, затягивает... И ведь не факт, что все это у нее действительно есть, как сказал, великий Михоэлс. Бывает, кажется почти ухватил, почти добился, почти понял! Почти сыграл... А оказалось: Пшик!
Почти!
Почти: отнесись с уважением.
Я – ПОЧИТАТЕЛЬ ИГРЫ.
Следующий шаг – стать ее ЧИТАТЕЛЕМ.
Читать игру... Конечно, можно попробовать и просчитать, но читать интереснее.
И вот, допустим игра пошла. Понятно, ей надо как-то следовать. А если она не просто куда-то пошла, а идет прямо на тебя, и ее приходится “читать” уже на ходу, на плаву, на лету? Если она движется?! Если живет, дышит? Растет? Захватывает? Поглощает?
Вот тут и начинается самое интересное.
Известно: не больно – не интересно.
Ах, как интересно следить за читателем игры, который вдруг сам попал в переплет, в страницу, в картину, в сцену, в водоворот... событий. Выплывет? Выйдет? Он выиграет себя, или игра его... заиграет?
Читатель! Держись правил!
В Живой Игре они довольно зыбки и подвижны, искать их нужно наоощупь – иногда они появляются тут же – под ладонью – словно идут на тепло.
Можно опереться на мгновенье.
В следующий миг придется шарить где-то совсем в другом месте. Если вдуматься, иными они и быть не могут: ведь о жесткие заранеее установленные правила можно разбиться насмерть, как о волнолом; но и слишком жидкие опасны – не удержат.
Настоящая игра живет чудом: Она чудовищна.
Древние, кажется, это прекрасно понимали. Мы все помним, что Мельпомена покровительствовала театру, но не вспоминаем, что вообще-то она “занималась” перевоплощением душ. Рождением и смертью. И эти “действия” в те времена также именовались игрой. Таков был масштаб. В Настоящей Игре выжить можно только чудом.
Быть может, именно за жизненную необходимость и смертельную очевидность чуда мы ее так любим. И греки любили, и римляне и ацтеки, а теперь – мы. То есть – я. По-своему, конечно. По-своему. Упрямо.